[warrington-m]

Да, я извращенец, но мне ЭТО нравится. Да, я давно обещал, и теперь пришла пора расплачиваться за свои грехи выполнять обещания. С разрешения автора я выкладываю ЭТО. Это ужасно стёбищный фанфик, который уже давно растащили на цитаты. Вот что бывает, если человека досталнут ГП, слэш и дурацкий фильм "Убить Билла".



Итак, встречайте - Эжен Сусоров "Убить Джоан"

Часть 1.





Cценарий

Квентин Тарантино представляет

«Убить Джоан»

Крупным планом – на кроваво-красном фоне под музыку из «Ромео и Джульетты» сцепляются две руки. После недолгого единоборства из места сцепления рук в стоящую чуть ниже реторту медленно падает вниз густая капля крови. Содержимое реторты окрашивается в черный цвет, из горлышка начинает валить густой дым, следует взрыв. На фоне взрыва – титры: «Эпизод первый. Кровавая Мэри».

Кадр светлеет: видно, что за столом лаборатории сидят друг напротив друга два студента в цветах Гриффиндора и выдавливают в реторту один за другим гнилые помидоры.

Первый:

-- Это называется кровавая Мэри, и меня, веришь-нет, Гарри, это заводит. Не очень понимаю, причем здесь Дева Мария, но цвет и вкус… они пробуждают во мне странные желания: не то отправиться искать Грааль, не то кишки кому-нибудь выпустить.

Второй (Гарри), снимая и протирая галстуком забрызганные соком очки:

-- Это в честь Мэри Поппинс. Воспитывала детишек магглов, рассекала по небу с зонтиком в руках и часто меняла работодателей. Это классика, Рон, это гребанная классика. Не перелей виски, а то это пойло его свалит с ног слишком быстро.

Рон:

--А почему «кровавая»?

Гарри:

--Кто?

Рон:

--Ну эта Мэри с попой.

Гарри (облизывая огромный нож):

-- Я же сказал: воспитывала гребанных детишек магглов, воспитывала как умела, и поэтому слишком часто меняла работодателей.

Рон:

-- Не вижу логики.

Гарри:

-- Ох, Рон, между понятиями «дети», « воспитание» и «кровь» всегда есть логика. В Лондоне жила некогда одна телка, ее звали Джоан, и она зарабатывала себе на сэндвичи уроками. Потом ей это показалось слишком слабым стимулятором, и она начала проливать кровь детей. Когда ее повязали, послужной список этой курвы составил семь солидных томов.

Рон (возбужденно ерзая на стуле):

-- О, расскажи, Гарри, не мучай меня, расскажи, эта телка многих замочила? Как она это делала? В каких местах?

Гарри не несколько секунд застывает с очками в руках, невидящим взором уставившись в пространство. В его ушах, сначала тихо, затем громче и наконец заполняя собой всю вселенную, звучит истошный крик невидимого мальчика: «О, только не на уроке зельеварения! Почему не в туалете для девочек, там романтичнее, Джоан! Там кругом… а-а-а-а-а!»

Гарри (в прострации давя в кулаке свои же очки):

-- Там кругом дерь-мо.

Алая кровь стекает с его пальцев на белоснежные доски стола.

Рон:

-- Эй, приятель, ты в себе?

Гарри (с идиотской ухмылкой на лице):

-- А ты хочешь, чтобы я был в тебе, Рон?



Эпизод второй. В поисках черной метки.

По грязному, заставленному мусорными банками проулку, среди ночи, в ауре паровых гейзеров, бьющих из-под земли, движется странная процессия: мужчины и женщины в черных водолазных костюмах. На их пути проваливается земля – фонтан пара вырывается на поверхность. Одинокий бомж с затаенным ужасом глядит на это шествие ночных призраков.

Синхронный прыжок в бездну. Они приземляются в подземной автопарковке. На них уже деловые костюмы с бабочками и вечерние платья. Вместо ружей для подводной охоты, которые они держали на плечах в первом кадре – бокалы с коктейлями в руках. Вместо масок для ныряния – черные очки с белыми черепами на стеклах. Под их шагами дрожит пол, покрывается трещинами и наконец тоже с оглушительным грохотом проваливается, увлекая за собой припаркованные автомобили.

Полумрак готического подземелья. Чадящие факела. Развешенные на стенах полуистлевшие скелеты в цепях. Процессия опять видоизменилась: они одеты в длинные плащи с высокими воротниками, на лицах – маски с клювами, в руках – волшебные палочки, инкрустированные золотом. Они спускаются все ниже и ниже по выщербленным ступеням, красный фон за их спинами все ярче и ярче. Последний шаг: открывается огромная круглая зала, посреди которой стол в форме собачьего черепа и табуретки в виде вырванных зубов.

Во главе, если можно так выразиться, этого стола восседает пустой плащ. Вошедшие становятся на колени каждый у своего стула, обращая опущенные лица в сторону незримого босса.

Попугай на плече у сидящего вскидывает голову и произносит:

-- Господин повелевает своим рабам сесть.

Садятся.

Попугай (скривив башку и выщипнув у себя пару пушинок из груди):

-- Господин повелевает сложить палочки в центр стола.

Крупным планом: палочки, образующие многолучевую звезду. На каждой: кровавыми буквами имя владельца. Макнейр. Лестранг. Нотт. Крэбб. Гойл. Долохов. Эйвори. Малфой.

Попугай (взмахнув крыльями и распушив хвост):

-- Господин повелевает расслабиться.

Общий глубокий выдох. Камера стремительно поднимается вверх, пробивая потолок залы, разрушенную парковку, тротуар грязного проулка, мутное черное небо, облака. Вид из космоса: лениво вращающаяся Земля останавливается и принимается вращаться в противоположную сторону.

Тьма. Когда она рассеивается, мы видим настоящую оргию, описать которую здесь невозможно, не поменяв рейтинг сценария. У трона, на котором восседает пустой плащ, в подобострастной позе склонился Квентин Тарантино в облачении гейши.

Сидящий (загробным голосом, исходящим откуда-то из нутра):

-- А не кажется ли вам, маэстро, что эта сцена впрямую цитирует «Широко закрытые глаза» Стенли Кубрика?

Тарантино (в мегафон, по-японски):

-- Томарэ! Ос!

-- Стоп! Все сначала!

Участники оргии рапидом одеваются и возвращаются в свои кресла.

Некоторое время следует немая сцена. Макнейр точит свой топор и проверяет остроту лезвия на своих буденовских усах. Госпожа Лестранг с мрачным видом рисует на огромном листе бумаги дебильную рожицу с дыркой во лбу и подписью «Сириус Блэк дурак». Долохов тихо наигрывает на балалайке «Дым над водой». Малфой не отрывается от карманного зеркальца, напряженно исследуя прыщи на лице.

Молчание прерывает Крэбб-старший.

Крэбб (доставая из кармана кипу игральных карт, на которых изображены абсолютно голые педагоги и ученики Хогвардса):

-- Расслабляться так расслабляться. Банкую, господа. Делайте ваши ставки.

Малфой (не отрываясь от зеркала):

-- Чтоб вы знали, Крэбб: Гринготский банк больше ни одного карточного должника не кредитует. Сколько уже на вашем счету? Или вы собираетесь натурой отдавать?

Лестранг (гробовым голосом, поджигая портрет Блэка искрой из пальца):

-- Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка… Вы звери, вы звери, господа. Лорд скучает, а вы пальцем не шевельнете, чтобы рассмешить его.

Пустой плащ во главе стола тактично кашляет.

Попугай (хватаясь крыльями за голову):

-- Господин повелевает Малфою начать.

Малфой вздрагивает и бледнеет. Рядом сидящий Долохов отрывается от балалайки и, повернув корпус к Малфою, распахивает плащ на груди. На АБСОЛЮТНО голой груди Долохова татуировка: «Реквием ин пацем».

Малфой (откладывая зеркальце):

-- Жил-был маленький мальчик. Розовенький, пухленький, глупенький – сущий ангел. И была у него беда – никак умереть не мог, паршивец. Но жил в далекой-далекой стране, за семью холмами, добрый волшебник, который очень жалел мальчика, и ночами не спал, думаю, как помочь карапузу сдохнуть, мать его. И вот однажды…

Полумрак в помещении сгущается. Пламя в камине вспыхивает ярче, бросая на лицо Малфоя адский отблеск. Звучит Вагнер.

Малфой (вскакивая на стол):

-- Однажды мальчик сам захотел найти доброго волшебника, но он слышал, что волшебник принимает в своем замке лишь тех, у кого на руке есть особая метка! А где его метка, а? Где твоя, Макнейр? Руки! Руки на стол!

Он с волшебной палочкой в руках обходит притихших Упивающихся Смертью, каждому задирая рукав и через монокль исследуя черную метку.

Малфой:

-- Макнейр, почему метка такая бледная? Ты ее хотел свести, так? Отвечай, ублюдок, ты хотел ее свести? (палочкой задирает голову Макнейру) Ты якшался с Дамблдором, есть свидетели! Я убью тебя, падла, убью, я тебе нос откушу, собака противная!

Вбив концом палочки насмерть перепуганного Макнейра лицом в стол, Малфой переходит дальше.

Малфой:

-- Крэбб, это у тебя что? Это метка, ты думаешь? А по-моему, это большой разросшийся прыщ!

Крэбб (робко):

-- Но вот же, Люци… Вот и череп, и кости, и змея… Разве не видно?

Малфой (с презрительной миной приблизив лицо с моноклем):

-- Это что угодно, но только не череп. Я бы решил, что это эмблема аптеки, в которой твой папашу купил для твоей мамаши дырявые презервативы в ночь твоего зачатия! Я бы подумал, что это следы от татуировки «Я сладкая попка», которую ты наколол на последнем курсе, желая соблазнить Дамблдора! (берет колоду карт и, разрывая ее на части, разбрасывает клочки по зале). Может быть, это – с большой натяжкой – рубец от ожога утюгом, которым тебя побила твоя женушка, когда застала тебя с кем-то из гриффиндорских сопляков в мужском туалете; но это не-черная-метка.

Подлетает к Лестранг, сидящей с невинным лицом и пускающей огромные кроваво-красные мыльные пузыри.

-- Где твоя метка, крошка Беллатрикс? Не отворачивай глазки, ответь, где…

Лестранг, не целясь, двенадатисантиметровым каблуком лупит Малфоя в то место, про которое авторы вам ничего не скажут, опасаясь за рейтинг. Тот послушно стекает по столу на пол.

Лестранг:

-- Слаб на передок.

Пустой плащ на троне снова тактично кашляет. Попугай на его плече, истошно хлопая крыльями, словно в ладоши:

-- Господин снисходительно смеется! Господину понравилось! Никто из вас сегодня не умрет!

Крэбб (доставая из рукава новую колоду карт):

-- Давайте сыграем в разрывного дурака на вылет.

Гойл (потирая руки):

-- Давай. А это как?

Крэбб (раздавая):

-- Каждый получает только по одной карте. Кому достанется пиковая дама, тот обязан приставить палочку себе к виску и произнести два слова, которые так любит произносить наш Лорд.

Макнейр:

-- Заседание окончено, что ли?

Крэбб (закончив раздачу):

-- Авада кедавра, что ли.

В молчании каждый открывает свою карту. Макнейр закончил точить свой топор и отложил в сторону – видно, что от его усов осталась только гитлеровская щеточка. Он первый вскрывает карту – подбросив ее и на лету располосовав секирой. На стол падают аккуратные половинки короля треф.

Очередь Беллатрикс. Она с кислой миной переворачивает карту двумя пальчиками, словно дохлую крысу, с такой же миной сообщает благородному собранию:

-- Валет бубен.

Гойл сидит над своей картой, как кролик перед удавом. Его всего трясет. Поднимается, подвывая от боли, Малфой. Гойл хватает его за рукав:

-- Люци, ты играешь?

Малфой:

-- Я пою.

Гойл:

-- Люци, погляди, что там. Я сегодня очки дома забыл.

Малфой (в монокль глядя на перевернутую карту):

-- Мне жаль, приятель. Это она.

Все (хором, вытянув шеи в сторону карты Гойла):

-- Это дама пик!

Гойл (не в силах смотреть, зажмурясь и отпрянув от стола):

-- А может, это валет? Просто… просто похожий на даму? В юном возрасте такое часто бывает…

Долохов (обойдя Гойла сзади и пережав ему горло балалайкой):

-- Бери палочку, Гойл. Ты подписался под игру.

Гойл дрожащей рукой берет палочку, приставляет к виску и что-то лепечет, зажмурившись.

Гойл:

-- Адава… кавада… помада кентавра… черт, я, кажется, слова забыл…

Все хором:

-- АВАДА КЕ…

Гойл, выронив палочку, падает вместо со стулом в обморок.

Попугай на плече:

-- Господин разочарован! Вы надоели господину! Господин хочет Гарри Поттера!

Упивающиеся нехотя встают из-за стола. Образуют круг, в центр которого вспрыгивает на стол торжествующая Беллатрикс с черным кнутом в руке.

Беллатрикс (щелкая кнутом):

-- Не двигаться! Смотреть мне в глаза! Слушать расчетное заклинание!

(Низким утробным голосом, переводя кнут с одного соратника на другого)

-- За железными дверями

смерть стоит, пришла за вами

Здравствуй, сука, говори

Кто издохнет до зари

Ну-ка дети, сели-встали

Айн, цвай, драй – ты нынче Гарри!

(концом кнута указывает на недвижно лежащего на полу Гойла)

Упивающиеся плотным кольцом обступают слабо стонущую жертву. Кадр: на пол один за другим летят черные плащи. Кадр: голые ноги, возбужденно потирающие одна другую. Визги. Пьяный хохот. Голоса «Держите его за ноги… завяжите рот… он кусается…» Голос Беллатрикс: « Бедный мальчик… он не выдержит такого напора…» Приглушенный стон Гойла: «В следующий раз… когда Поттером выберут Люца… ух, что я с ним сделаю…»

Кадр крупным планом: у трона, на котором восседает пустой плащ, в подобострастной позе опять склонился Квентин Тарантино в облачении гейши.

Сидящий (загробным голосом, исходящим откуда-то из нутра):

-- А не кажется ли вам, маэстро, что эта сцена все-таки цитирует «Калигулу» Тинто Брасса?

Тарантино (в мегафон, по-японски):

-- Томарэ! Ос!

-- Стоп! Все сначала!